Ну не могли же мы оставить вас на этой неделе без любимой рубрики «Тайны старых переплетов» . Что у нас интересного сегодня?
А давайте-ка, пожалуй, отдохнем сегодня от длинных умных текстов и поговорим не о книгах, а о том, что в них лежит.
Кто-то воскликнет:
— Деньги!
И будет неправ. Ну что вы, книжные наркоманы тратят все деньги на книги, ничего не залеживается.
Так что речь не о забытых купюрах. А, в первую очередь, о тех приятных мелочах, которые библиофилы вкладывают в любимые экземпляры – и получается книга с приданым. Когда в руки попадает такой дополненный экземпляр, это всегда сюрприз и радость. Впрочем, и такие забытые мелочи, как открытки, закладки, записки и фотографии тоже могут добавить шарма и истории самым рядовым экземплярам. Давайте посмотрим, какие книжки с приданым живут на моих полках!
Вот, например, томик из полного собрания сочинений Салтыкова-Щедрина 1905-1906 годов издателя А. Ф. Маркса. С точки зрения книжного собирателя заурядное массовое издание. Ко мне попало из ведомственной библиотеки, которая в девяностых была закрыта и распродана.
Салтыкова-Щедрина все уважают, но не читают. Вот и в начале XX века кто-то дошел до страницы 24, дальше не осилил и оставил закладку — билетик на спектакль театра «Кривое зеркало». С тех пор книгу никто не открывал.
Что же это за театр с таким ироничным названием?
А это небольшой театр-кабаре, который работал в начале прошлого века в Петербурге. Таких маленьких театров в ту пору были десятки, и в них бурлила жизнь. Все они плоть от плоти Серебряного века, расцвета творчества и экспериментов.
В «Кривом зеркале» «рулил» театральный критик Александр Кугель. У него была репутация ретрограда, театрального консерватора. Так, он не любил МХТ и писал о нем ядовитые рецензии. Ну а формальным руководителем театра была его гражданская жена Зинаида Холмская, она же одна из ведущих актрис «Кривого зеркала». Работал проект Кугеля в Литейном доме княгини Юсуповой, роскошном особняке. И поначалу он делил это место с театром «Лукоморье», основанным Мейерхольдом.
В «Лукоморье» собрались все ударные модные силы, от Бакста до Аверченко! Поскольку для питерских профессиональных актеров оба этих театра были местом подработки, а не основным занятием, и днем все были заняты, спектакли оба театра давали по вечерам. Театр «Лукоморье» работал с 20.00 до полуночи, а в полночь до трех утра открывал двери театр-кабаре «Кривое зеркало».
В заочном соревновании у «Лукоморья» была явная фора. Но публике эстрада Мейерхольда не понравилась, театру дали обидное прозвище «Мухоморье», и стартап довольно быстро закрылся.
А в «Кривое зеркало» ретрограда Кугеля народ, наоборот, повалил. Там было весело, там развлекали. С ним сотрудничали такие остроумные люди, как Надежда Тэффи, а чуть позже режиссером «Кривого зеркало» стал великий и ужасный Николай Евреинов. Театр проработал до 1918 года, а потом даже открывался заново, правда, уже без успеха.
1913 год, указанный на билетике – это пик популярности маленького театра-кабаре. Вот что, например, шло в «Кривом зеркале» в том сезоне: «Белый чай» — очерк студенческой жизни, «Опрометчивый турка или приятно ли быть внуком?» Козьмы Пруткова, трагедия-буффонада Евреинова «Ревизор»…
Одним словом, стенд-ап победил сто лет назад актуальное искусство. Вот и человеку, который забыл билетик в книге, он «зашел» явно лучше, чем тягучая сатира Щедрина.
А вот еще одна забытая «закладка». Я нашла ее в книге «Библейская галерея» (Bible Gallery), изданной в Нью-Йорке в конце XIX века. Книга с подборкой лучших иллюстраций к Библии Гюстава Доре предназначена для семейного чтения, для тихих вечерних перелистываний. А забыли в ней христианский семейный календарь на 1940 год с расписанием церковных праздников. Издан он был, по-видимому, при ордене бенедиктинцев, ведь «Ora et labora» — это его девиз.
Календарик на немецком. До вероломного нападения Германии на СССР чуть больше года. Кто знает, почему книгу в этой семье больше так и не открыли?
Но хватит случайных «потеряшек». Посмотрим несколько случаев, когда книгу дополняют интересными материалами по теме.
Вот «Избранные произведения» Пушкина 1937-го года. Типичное юбилейное издание сталинского периода: лидерин, увеличенный формат, все основательно и… скучно. Прежний владелец книги дополнил экземпляр газетными вырезками по теме пушкинских юбилеев и рукописными выписками из пушкинских биографий. Классика книголюба! Но вот любопытная и редкая программка торжественного собрания в день 128-й годовщины рождения Пушкина. Это 1927-й год! В первой части доклады Модзалевского, Гроссмана, Щеголева – сейчас это классика пушкиноведения. Свои стихи читает Николай Клюев. Актер Василий Качалов читает отрывок из «Онегина», Ольга Книппер – несколько стихотворений: именно так в программке написала эта фамилия, хотя все уже к тому времени выучили ее двойную фамилию «Книппер-Чехова», напоминающую о покойном супруге актрисы, великом русском писателе.
Обратите внимание: при печати программки допущена ошибка в дате по старому стилю. Еще не прошло десяти лет с перехода страны на новое летоисчисление, старые даты по привычке все равно продолжают указывать. Любопытная деталь: в 1927 году исполняется 90 лет со дня смерти Александра Сергеевича, но в 1927 году еще никому не приходит в голову широко отмечать эту дату. Празднуют День рождения, хотя тут как раз дата некруглая.
В альбом 1924 года Александра Бенуа и Сергея Эрнста о творчестве Анны Петровны Остроумовой-Лебедевой, блестящего гравера и графика, кто-то вложил прекрасную открытку с ее цветной ксилографией «Решетка Летнего сада». Такие открытки выпускало общество святой Евгении, и, порывшись в каталогах, можно выяснить, что эта вот, например, вышла в 1916 году. Любопытный момент тут вот какой: сам альбом прекрасен, но он-то как раз нередкий. Вложенная же открытка – желанная добыча для любого филокартиста.
А вот классика библиофила: в книгу Николая Курганова «Краткие замысловатые повести» с прекрасными иллюстрациями художника Николая Кузьмина, одного из моих любимых графиков, предыдущий владелец вложил два его оригинальных рисунка тушью. Получилось самодельное библиофильское издание: потому что так и выглядят чаще всего такого рода книги. В них есть особая часть тиража, к которой часто прикладываются оригинальные эскизы и рисунки художника-иллюстратора. Сам Николай Кузьмин, следуя этой традиции, делал в советские времена такие части тиража в книгах, которые иллюстрировал, для своих. А в данном случае экземпляр дополнил владелец.
Ну и напоследок – две человеческие истории.
В журнале «Дом искусств» 1921-го года, который пополнил мои книжные полки буквально на днях, обнаружилось вложение – вырезка из «Литературной газеты» от 8 марта 1966 года. Это сообщение о смерти Анны Ахматовой и несколько некрологов.
В журнал оно вложено неслучайно: во-первых, в нем опубликовано одно стихотворение Ахматовой. А во-вторых, в номере – статья Корнея Чуковского «Ахматова и Маяковский», которая вызвала невероятный резонанс и была процитирована едва ли не в десятке рецензий. И об Ахматовой, и о Маяковском Чуковский написал с любовью и уважением, увидев в них два полюса, два начала русской культуры, искусства, жизни.
Над статьей пометка карандашом: «С 1922 г. состоялось наше знакомство с Ан. Андр. И на всю жизнь».
Кто автор пометки? Пока не знаю. Но вот, согласитесь, прекрасный повод для небольшого околокнижного расследования.
Вторая история трагична. В книгу Короленко вложено письмо в память о ее первой владелице, рано ушедшей из жизни:
«Дорогой друг! На долгую и добрую память о нашей дорогой и горячо любимой дочери Маргарите Сергеевне Наумовой прими эту книгу. Книги для Риты были широко распахнутым окном в мире. Рита страстно любила книги, из них она черпала не только обширные знания, высокую мораль, благородство чувств, но и беспримерное мужество, которое так высоко проявлялось в самые тяжелые дни ее короткой, но полной разума жизни.
После родителей, которым удалось так полно вложить в сознание Риты любовь к книге, любовь к искусству, любовь ко всему прекрасному, книги были вторым воспитателем Риты. Книги научили и саму Риту быть воспитателем для окружающих, ибо все мы, ее близкие, всегда слышали от нее только благородное, только возвышенное отношение к книгам.
Благодаря книгам Рита интеллектуально всегда стояла как бы на ступеньку выше ее окружающих. Книги были подлинной душой Риты. Потому храни эту книгу из личной библиотеки Риты как самую сокровенную частицу ее благородной души. «Книга – лучший дар дружбы». Люби книги, как любила их Рита – всегда и до конца».
Под письмом дата – 30 октября 1966 года. И подписи родителей Риты. Данных о самой Рите я не нашла, а вот отца ее в Петербурге помнят по сей день, он был руководителем книжного магазина, страстным книголюбом.
Как вы понимаете, раз книга оказалась у меня, тому, кто получил ее в дар, не удалось выполнить весь родительский завет. Но это ведь в случае с книгами и невозможно, да и нужно ли? Книга должна путешествовать, менять владельцев, а по дороге обрастать человеческими и книжными историями.
Смотрите-ка, вот и память о девочке-ленинградке Рите благодаря книге добралась до далекой Твери и даже до вас, дорогие читатели моей книжной колонки.
Читайте в рубрике «Тайны старых переплетов»:
Горе-бизнес Александра Куприна
Двойная жизнь обэриута, или Редактор «штурмует» Зимний
Мой друг Николай Лапшин, или Одна минута славы
Ошибка антиквара и мудрость Жуковского
