Сегодня предлагаю поговорить о том, что поиски идеального мира всегда приводят нас не на Сейшелы и не в романтичную деревенскую пастораль, а к самим себе.
Если вспомнить, с чего начиналось это пространное путешествие в глубины мотиваций уехать из города в деревню, то в памяти маячит образ того самого 18-летнего упырка, который с друзьями прыгал с дивана на пол и являлся олицетворением всего мирового зла, которому древние дали наименование «соседи сверху».
Уезжая от городских соседей, ты должен понимать, что они собирают чемоданы и упорно следуют за тобой, куда бы ты ни собрался. Просто в новом месте их зовут уже иначе. Однако, в деревне есть большой плюс. И это не забор, это отсутствие общей стены или потолка. Согласитесь, уже хорошо. Хотя, когда тебе 18, а вся мозговая деятельность посвящена пикапу, хоть деревня вокруг, хоть степь монгольская, а народное звание соседа можно оправдать в полной мере.
Мои соседи в деревне оказались презанятными людьми. Чтобы не навлечь статью про разжигание межнациональной розни, скажу, что они были из солнечного Солнечногорска или из зеленого Зеленограда. И вообще, семья была вполне себе нормальной, если бы не два аспекта. Тупая собака. Она лаяла круглосуточно. Я не понимал, как у ее организма хватает ресурса на это бесполезное и очень утомительное занятие. Она не затыкалась никогда, даже когда ела, если ела вообще с такой занятостью. Понемногу ее лай превратился в фон, который перестаешь замечать. И только в ночные часы, когда она, подавившись блохами, могла на минуту заткнуться, на мир обрушивалась оглушительная тишина, и ушами шла кровь. В древнем Китае модной была казнь шумом, когда вокруг провинившегося шумели, гудели, дудели, пока тот не умирал. Эта собака была нашим палачом.
Но хуже собаки у соседей были только родственники. Как это принято в солнечном Солнечногорске, они приезжали часто и в больших количествах. Их дырявые ведра на колесах источали такие запредельные ядерные децибелы, что в округе дохли все кроты в норах.
Разговаривать с такими людьми бесполезно. Их уровень эмпатии равен мозгу колорадского жука. Но я пробовал, пытался сначала объяснить, что такое уважение к окружающим и, видя, растерянность в глазах от таких умных слов, я объяснял жестами, что мне больше нравится Led Zeppelin, может быть, у них есть другой плейлист. Но учить таких людей жизни – это как выращивать арбузы в огороде: бесполезно, но надежда всегда есть.
Было грустно, что уехав от одного одноклеточного, я приехал к толпе таких же. Переезжать дальше было удручающе невозможно, поэтому что-то нужно было делать. Случай представился.
Было летнее утро. Около 7 часов. И даже вроде соседская псина не лаяла, видимо, почуяв нехорошее. Я проснулся от того, что за окном орали, смеялись и, что свойственно большой толпе, пытались донести свои мысли до человека рядом максимально громко. Это стало последней каплей. Без штанов я решил не выходить, но одеться успел чудом до того, как меня на улицу вынесла яростная волна внутреннего бунта и желания их всех укокошить.
Они стояли на дороге, которая проходит между нашими домами. Их было человек семь, но считать было некогда. Я ворвался в эту толпу с кровавыми глазами и зажатыми в кулаках молниями гнева. Они на мгновение заткнулись, после чего замкнули вокруг меня круг и начали подходить.
Я смотрел в глаза этой коллективной гидре, я сжигал взглядом их души. Я ненавидел этих примитивных людей с их ограниченным умом. Я ненавидел себя, потому что столько раз пытался говорить им про уважение, но все равно вынужден махать кулаками. Ярость слепила меня, и только Бог уберег меня от того, что выбегая из дома, я не схватил какой-нибудь топор. Но именно в этот момент, когда я крутился в этом круге, готовый рвать зубами этих орущих и гогочущих недочеловеков, я увидел в их глазах разум.
Он не светился, он проявлялся не в попытке решить проблему, он проявился в любопытстве — на одно мгновение они увидели, что есть человек, которому что-то надо, просто они до сих пор не понимали, что именно. И бить всемером этого человека стыдно, что ли.
Я увидел это, почувствовал и понял, что уже победил. Я говорил им много громких слов, но воздерживался от оскорблений, я бросал им в лица свою накопленную злость и наотмашь бил взглядом. А они не решались ничего сделать. Гавкали на меня как псы с цепи, но тронуть не смели.
Круг двигался куда-то сам по себе и оказался у моей калитки. Увидев это, я собрал последние силы и крикнул:
— А теперь отошли отсюда! Вон с моей территории!
Когда они отошли, гавкая издали толпой, я зашел в калитку и вошел в дом.
С тех пор стало тихо. Вернее, пёс продолжал лаять, но его лай уже не так раздражал.
Я понял одно: деревня тут ни при чем. Твое спокойствие – это твои усилия. Ты можешь сколько угодно бегать от людей, которые тебе мешают жить, но будут новые.
Как-то вечером мы встретились с самим соседом, к которому и приезжала эта толпа родственников. В момент наших разборок его в толпе не было. Он посмотрел на меня молча, я не отвел взгляда – отвёл он. Сосед сел в свою старую 31-ю Волгу и пытался завестись, но не смог. Я смотрел, как он безуспешно мучает стартер, поглядывая на меня через лобовое стекло. А я сидел напротив и просто смотрел. В этот момент в моей голове формировались новые нейронные связи, я осмыслял происходящее и наслаждался моментом беспомощности своего врага ровно до тех пор, пока не напитался ею, не насытился. Эта сатисфакция была важнее победы в драке. Она показала, насколько мир гибок, изменчив, стремителен, насколько уязвим тот, чью власть над собой ты почему-то признавал. Я встал и спокойно направился к своей машине, подъехал к нему и показал жестом, чтобы он открыл капот. Он молча открыл капот, вышел из машины и взял протянутые ему провода.
Вечером, когда он приехал, я пилил дрова. Он подошел и начал что-то говорить про соседей, про родственников. Он говорил быстро, с акцентом и невнятно. Я холодно смотрел на него, и мне было плевать на все его слова. Значимо было только одно – сила. Все мои прежние увещевания натыкались на глухую стену, и предельный уровень злости дал мне мощный внутренний ресурс, чтобы я отбросил попытки договориться, но показал силу, которой у меня никогда не было. И сейчас, глядя, как он что-то бормочет, мне было приятно показать ему сначала холодный взгляд, а потом и спину. Он ушел, а когда уже поздним вечером я заглушил пилу, чтобы не мешать соседям, я услышал ту самую оглушительную тишину. И даже глупая собака молчала.
Деревня молчаливо смотрела на меня и как бы говорила: ты взрослеешь, сынок, теряешь иллюзии, избавляешься от романтизма. Зубы, твердый лоб и прямой взгляд позволяют человеку выжить. Странно, что в своем городе ты этого еще не понял.
Читайте также в рубрике «Понаехавшие» :
