На счету одного из самых известных и заслуженных журналистов Тверской области, что там говорить — страны, который 38 лет проработал в Телеграфном Агентстве Советского Союза (ТАСС) — тысячи текстов и около 50 командировок в зоны боевых действий и межнациональных конфликтов. Александр Харченко — полный кавалер медалей ордена «За заслуги перед Отечеством», имеет также множество других наград.
В жизни легендарного журналиста, ветерана ТАСС, члена Союза писателей России, было множество интересных встреч, командировок, людей: в том числе освещение парусной регаты Игр XXII Олимпиады, прошедшей на Таллинском заливе.
Часть вторая: Большой спорт, большая журналистика
Часть третья..
Крейсерские яхты и девушки
Майеру — человеку высокого роста с доброй улыбкой, в яхт-клубе было тесно, но он не обращал на это внимания. С его оранжевого комбинезона и темно-рыжих курчавых волос стекали струйки балтийской воды и дождя, которым тогда нас «баловала» таллинская погода.
Еще не было олимпийского Центра парусного спорта в Пирита, который строила вся советская страна. Гонщики, тренеры, судьи, журналисты – все вместе сидели друг на друге в небольшом яхт-клубе республиканского спортобщества «Калев».
Гаст — так называют его товарищи по команде США, только что отметил свое 43-летие. Хотя на крупных соревнованиях он начал выступать несколько лет назад.
— А под парусом стал ходить в шесть лет, — уточнил он. – Тогда моя семья жила на Род-Айленде. В тридцать с небольшим почувствовал усталость. Не мог подолгу работать, как раньше – писал книгу по специальности. Обратился к врачам…
— … и они рекомендовали по утрам бегать трусцой? – усмехнулся Кукушкин.
— Ты почти прав. А я предпочел море, парус, ветер и все, что помогает думать.
Помню, как Сева задавал Майеру вопросы, которые порой не касались парусной тематики, а в результате получал «вкусные» ответы.
— Гаст, ты — ученый, с этой позиции, как относишься к парусным гонкам? В большей степени парус – это же математика…
— Любишь ты, Сева, журналистские выкрутасы. Так вот, гонки под парусом воспринимаю как своеобразный балет, в котором каждый стремится выйти на авансцену, а наш хореограф – ветер, — изобразил Майер голливудскую улыбку на загорелом лице.
— Ин-те-рес-но! – растягивает слово Кукушкин, достает видавший виды блокнот и шикарный «Монблан», на который я уже «положил глаз». Сева часто балует меня канцелярскими штучками. Делает пометку в своем пухлом блокноте.
— Больше всего не хочу оказаться в группе кордебалета и повторять маневры лидеров, — хохотнул, но тут же скроил серьезную мину: – Ты же хотел чего-нибудь необычного?
— Причем здесь математика? — не врубился я. И тут же вспомнил разговор с известным московским тренером Пильчиным. Можно ли заранее вычислить маршрут движения яхты? Юрий Владимирович сказал: «Нет! И в этом парадокс науки. Движение яхты описывается системой из 12 уравнений третьей степени. Решить ее пока не удалось…»
Майер не стал мне ничего объяснять. Мягко перешел к другой теме:
— Мне нравится соревноваться с вашими яхтсменами. — Честные парни. Они ведут гонку, не прибегая к уловкам в море, и не таят секреты на берегу, такие как Андрей Балашов. Мы вместе не раз тренировались и даже обменивались парусами.
Позже Сева продиктует мне следующий текст:
«Профессор химии Мичиганского университета Аугуст Майер, как и подобает человеку его научного звания, преподал урок… управления швертботом класса «Финн» в третьей гонке Большой Балтийской регаты, состоявшейся сегодня на олимпийской дистанции в столице Эстонии. На Таллинском заливе он победил в споре с 57 соперниками, вышедшими на старт…». «У меня нет никаких сомнений, что Олимпийская парусная регата пройдет в Таллине с успехом, если судить по атмосфере, которая царит сейчас здесь, — считает известный гонщик. — Я постараюсь сделать все, чтобы вновь оказаться у вас…».
Кажется, что эта встреча была вчера, а прошел год.
За это время, благодаря Кукушкину, я стал «своим парнем» в олимпийском парусном мире. Люблю его обитателей и они отвечают мне взаимностью. Что может быть лучше для спортивного журналиста? Яхтсмены и тренеры делятся со мной своими радостями, откровенно говорят о проблемах, которых не меньше, чем в любом виде спорта. Потому что здесь дело не только в мышцах, а в неповторимом ощущении одновременного парусного поединка твоей яхты с тремя соперниками – морем, ветром и экипажами-соперниками.
Располагаемся за столиком в углу пресс-бара – здесь нам никто не будет мешать. Сева протягивает мне бело-синюю картонку с эмблемой регаты:
— Вечером в «Тульяке» прием Оргкомитета. Будет много интересных людей. Наверняка, появится Брайт.
– Англичанин, рулевой «Летучего голландца». Знаю.
— Вот и хорошо. Джимми недавно гонялся на «крейсере» за Адмиральским Кубком. Их здорово потрепало в Ирландском море, — говорит мой шеф и советует внимательно послушать его. — Может получиться интересная заметка для неоперативного вестника. Вперед!
А мне так хочется поговорить с Майером.
— Успею в «Тульяк», — отвечаю потухшим голосом. — Можно послушать?
— Ладно, но заметки с приема за тобой, договорились?
— Помните мой первый приезд в Таллин? – вдруг спрашивает Аугуст. – Тогда мне не хватало привычной кока-колы и чего-то еще. Но больше всего мне не хватало обычного человеческого общения с русскими, как с вами. Читал ваши корреспонденции. А то интервью со мной для «Navy News» так и не появилось. Наверное, редактор, — Гаст сделал страшные глаза, — решил, что я стал говорить с кремлевским акцентом…
Иду за кофе.
— Сейчас в команде США самая представительная эскадра в классе «Финн», — считает Майер. — Фаворит — Джон Бертран. Очень талантливый парень.
— В чем это проявляется? – просит уточнить мой шеф.
— Прекрасно видит дистанцию, чувствует возможные «заходы» ветра. Хорошо работает в слабый и средний ветра, а вот в сильный ему пока не хватает веса.
— Поэтому в первый день проиграл более тяжелому испанцу? – демонстрирую свою осведомленность и «выстреливаю» заранее подготовленный вопрос: – Гаст, что ты думаешь о «Финнах», которые к Олимпиаде изготовят в Таллине?
— От швертботов, которые распределят по жребию, во многом будет зависеть судьба олимпийских наград.
— Разве не важнее будет правильно ориентироваться на дистанции? – задумывается Сева.
— На этом заливе ветер крутится, как шарик на рулетке в Лас-Вегасе. Предугадать, откуда зайдет в ближайшие двадцать минут достаточно трудно, — вспоминает свои гонки Майер.
— В игровой рулетке нет законов выигрыша, — напоминает Кукушкин, делая очередную пометку в блокноте, — а в этой «балтийской», обладая определенным опытом, можно победить.
Пробую еще расспросить гостя, но Сева останавливает мой порыв:
— Теперь давай-давай на прием. – И дружески подталкивает меня к выходу.
— See you later, Alexаnder, — прощается со мной Майер.
Перед тем, как отправиться в «Тульяк», в справочной службе нахожу информацию о Фастнетской гонке за престижный в парусном мире Кубок Лондонского яхт-клуба лордов, в которой, по словам Севы, «непогода здорово потрепала участников…».
По дороге в кафе читаю шпаргалку: «На старт вышло более 300 «крейсерских» яхт. Им предстояло дойти до скалы Фастнет-Рок у южного побережья Ирландии, повернуть обратно и финишировать в Плимуте. В это время над берегами Канады зародился циклон, который со скоростью тысяча миль в час двигался через Северную Атлантику. И прошел над центром Ирландского моря, где к началу шторма оказалось большинство яхт….».
На торжественном приеме, устроенном «Тульяке» Оргкомитетом Большой Балтийской регаты в честь участников из 27 стран, уже отзвучали приветственные речи, праздник был в разгаре. Играл популярный ансамбль. У столов с напитками терпеливо ждали свою очередь любители выпить. Приветливые девушки в национальных эстонских костюмах раздавали гостям сувенирные платки и значки-пуговки с символикой Большой Балтийской регаты. А женщины получали еще и милые букетики из «карликовых» роз.
Я еще не сказал, что кафе «Тульяк» — часть Ботанического сада. Огромные витрины оранжереи смотрят на побережье, вдоль которого тянется силуэт средневекового Таллина с башнями городской стены, шпилями церквей и православными крестами, островерхими черепичными крышами.
Здесь круглый год цветут экзотические растения.
— И только один раз за двенадцать месяцев демонстрирует свою красоту наша «Царица ночи», — сообщила участникам приема хозяйка цветочной экспозиции, уточнив, что это «самый уникальный в мире кактус!»
Присоединяюсь к коллегам, сидящим за большим круглым столом — специально для прессы. Недалеко от берега легкий ветер качал на ленивых волнах стаю чаек. Время от времени, хлопая крыльями, птицы отрывались от морской поверхности, и что-то крикнув, снова садились в теплую воду. На горизонте висел диск солнца, похожий на огромный апельсин.
На площадке перед кафе появился невысокий парень в белых флотских клешах и синей рубахе, расстегнутой «до пупа». Белобрысый и остроносый англичанин — олимпийский чемпион в классе швертботов «Летучий голландец». Джимми Брайт собственной персоной. В недавней гонке «крейсеров» за Кубок Лондонского яхт-клуба лордов он — шкипер яхты «Golden Apple».
Джимми подошел к соседнему от нас столику и пригласил на танец блондинку в вечернем платье цвета морской волны.
— Трудно представить, что Джимми пару недель назад тонул в Ирландском море, — замечает Ален Лафер. – Мне рассказывали: его полуживого вертолетчики вытащили их кипящего котла. А сегодня он сияет, как серебряный доллар[1].
— На то он и Брайт[2].
— Это уж точно, — соглашается француз, доставая очередную сигареллу. — Снова в форме, раз пьет шампанское и танцует с хорошенькой женщиной.
Как тут было не вспомнить философское выражение Кукушкина: «Мужчины мужают в море, а не в постели…». Сидящие за столом журналисты, рассмеялись.
Танец закончился и англичанин оказался в окружении прессы. На Джимми были направлены телекамеры, к нему тянулись микрофоны и диктофоны. Всем хотелось послушать свидетеля той сумасшедшей ночи:
— В ночь на понедельник мы получили прогноз. Ничего особенного – до шести баллов. Лично меня это порадовало. Не люблю слабые ветра. Их вообще мало кто любит. Все знали и про течения в этом районе, но никто не разгадал характер идущего циклона — ни спутники, ни хваленые ЭВМ, ни знатоки морских примет…
Волны перевернули 17 килевых яхт. Такое случается редко, даже в океане, — говорил Брайт. — Мосс с «Camarguse» уверен: его парусник разбил, не ветер, а чудовищные волны. Все, что запомнилось Артуру — каждый раз, когда «Camarguse» «становился на киль», он старался вдохнуть в легкие побольше воздуха и крепче схватиться за мачту.
Я слушал Брайта и мое воображение рисовало жуткую картину покруче голливудских фильмов-катастроф.
Огромные волны – щупальцы морских чудовищ, хватали тяжелые яхты и поднимали на высоту четырехэтажного дома. С гребней лодки срывались и падали в образовавшуюся между ними пустоту. Экипажи пытались выбраться на спасательных средствах.
— Когда восемь парней с «Тrоphy» перелезли на надувной плот и отошли от борта, волна сразу сорвала четверых из них. Следующим ударом разорвала плот пополам, — вспоминал Брайт. — Шкипер Джеймс с «Great Breaty II» после сказал мне: «Это был самый страшный шторм из всех, которые я видел». А он под парусом дважды обошел Земной шар.
Джимми ругал радиостанции, которые не могли дотянуться до берега, чтобы сообщить о трагедии. Высказывал недовольство хозяином «Golden Apple», который, испугавшись, приказал опытному экипажу покинуть яхту.
— Правда, что несколько брошенных парусников, в том числе и ваш, после шторма оказались на плаву? — поднял руку с карандашом Лафер.
— Да. Мы могли починить баллер руля, продолжить гонку и взять главный приз…
Склоняюсь к плечу стоящего рядом со мной француза:
— Знаешь, какие яхты не затонули?
— Блокнот в гостинице, заходи…
— Какой жестокий моряк! Гибли люди, а он думал о Кубке, — послышался за моей спиной голос, который заставил меня вздрогнуть. Не может быть. Йоханна? Йоханна Йенсен – моя любимая шведка – шатенка с огромными зелеными глазами. Переводчик-референт нашего агентства. Я же запретил себе думать о ней.
Повернулся и увидел незнакомку, с которой танцевал Брайт. По кончикам ее волос цвета спелой пшеницы бежал «ветерок», лихо заворачивая челку над васильковыми глазами.
— Это – спорт, адреналин. Прошло несколько дней и Джимми снова под парусом, опять в гонке. Меня зовут…
— Знаю. Вы — Александер Харт, известный спортивный журналист.
Почему Харт? По-эстонски моя фамилия пишется через «т». После окончания университета, я одно время работал в таллиннской «вечерке», выходившей на эстонском языке. Редактор Хейно Денго, прочитав мою первую заметку, сократил не текст, а урезал мою фамилию. Та что, в эстонской журналистике я больше известен, как Александер Харт…
— А вы? – спрашиваю незнакомку.
— Анне, — и, подумав, уточнила: — Доктор Анне Касеметс.
— Брайт по натуре каскадер, — рассказываю васильковоглазой медичке. — Когда нет парусных регат, носится на «байке». И непонятно: везет он свое тело или свою душу? У таких людей, как Джимми, свои понятия о жизни и смерти, страхе.
— Совсем не бояться нельзя?
— Страха нет, пока ты не знаешь, где он.
— Это философское понятие, – качает головой доктор Касеметс. – Чувство страха присуще каждому организму.
Брайт нормальный добрый парень. Сегодня праздник, — протягиваю руку: — Пойдемте танцевать, Анне? – и увлекаю ее поближе к оркестру.
Мы кружимся и весело болтаем. С каждым мгновением мне все больше чудится в ней… Йоханна. В голосе Анне я слышу ее голос с едва заметным акцентом. Мне также знакомы ее жесты и движения. Именно так Йоханна обеими руками поправляет каштановые волосы. А в ее зеленых глазах вспыхивают такие же огоньки радости, как в «васильках» моей новой знакомой.
Когда ведущий развлекательной части предложил подвыпившим участникам «вспомнить детство и сыграть в «паровоз», компанейская доктор Касеметс была первой. Как когда-то Йоханна на наших праздниках. Дружно выстраиваемся друг за другом. По команде, согнув руки в локтях, делаем ими поступательные движения, изображая дышащую паром машину. Гремит оркестр. И под мелодию Густава Эрнесакса семеним с радостными выкриками: «чу-чу-чу», «чу-чу-чу», при этом горланим: «…Едет, едет паровоз».
Конечная остановка в цветочной галерее.
— Саша, смотрите, как высокомерно глядят на нас «Highliht»! – замечает Аннеи, а следом я слышу голос Йоханны: «Потому что эти розы считают себя приглашенными на наш бал Союза журналистов. Обрати внимание: каждый раскрытый бутон похож на бокал. Поэтому официанты, забывая, что перед ними обычные цветы, подходят, чтобы долить в них шампанское…».
На балу прессы началась наша love story.
В ту весну я оказался в малоприятной ситуации: на редакционном собрании защитил Марка — журналиста из промышленного отдела. Выполняя задание редактора, он «притянул за уши» свое сообщение для московской отраслевой газеты. «Забыл» что «в зону вечной мерзлоты из Таллина отправлены первые экскаваторы экспериментальной, а не промышленной партии». Об этом Креллу сообщил заместитель главного инженера завода. Директор агентства устроил разнос всем, кто был причастен к этой информации. Требовал моей «крови» и моего унижения на новом собрании.
В ЭТА знали: свое мнение я изменил по совету автора фейковой новости, чтобы не потерять работу. И все равно коллектив объявил мне бойкот. Даже Марк громко зааплодировал, услышав мой лепет. После собрания, когда я пришел в бар Дома печати, мои коллеги не приняли меня ни за один из столов, окруженных полукруглыми диванами. Подвинулась только Йоханна, с которой я был едва знаком…
— Как вы оказались здесь, доктор Касеметс? Связаны с регатой?
— Никоим образом! Любопытство помогло, хотя, по правде, я не любопытна. В Таллине только и разговоров, что о ваших соревнованиях. Включишь радио или телевизор, а из них сыплются непонятные слова.
То же самое мне говорила Йоханна:
— Включаю телевизор или радио, а из них слышатся непонятные слова – китайская грамота.
— Фордевинды, бакштаги, лавировки, створы, баллы? Для одних это таблица Брадиса, а для яхтсменов – музыка. Пение ветра в тугих парусах, плеск волны, летящие на палубу брызги теплой воды, струны-шкоты, фалы и скорость, помноженная на радость победы.
— Аплодисменты! – улыбалась Йоханна. Мне нравятся разноцветные пузатые паруса.
— Спинакеры?
— Наверное, это они…
— А набережную красиво одели, — замечает Анне.
И снова слышу голос Йоханны: «Смотрю на залив и вспоминаю поездку на Кубу: огромный теплоход, музыка и никаких земных забот, как сейчас. И только: «Besame, besame, Mucho…» — напевает она.
Моя новая знакомая показывает на компанию, сидящую за столом под открытым небом:
— Мои друзья. Вместе учились медицине в Тарту. Крепкий блондин – доктор Арво Кууск из Спортдиспансера. Это он пригласил нас. Вначале не хотела идти. А тут весело и интересно. Только рассказ Брайта чего стоит… И нет липких физиономий завсегдатаев.
— Достали?
Тучка пробежала по лицу Анне.
— Можно и так сказать.
-…Вот так всегда, если сам о себе не позаботишься, тебя никто и не вспомнит, — подходит к нам с бокалом вина Соловьев – Добрый вечер, Анне, — говорит он и галантно целует ей руку.
— Уже и имя знаешь? Чудеса, да и только! Анне, знакомьтесь, это Иван — мой друг, кинорежиссер из Москвы. Снимает фильм «Под парусом победитель» о нашем великом Валентине Манкине.
— Никаких чудес, — появляется из-за режиссерской спины миниатюрный Слава Горбачев — фотокорреспондент из Севастополя. – На весь зал только и слышно: «Анне, вы знаете… Анне, позвольте вам предложить… Анне, давайте танцевать…».
— Прекрати.
— В самом деле, Саша, пойдемте танцевать, — предлагает она.
— Обрати внимание: ее компания, особенно тот здоровяк, на тебя недобро поглядывают, — басит мне в ухо высоченный бородач сценарист Вепрев и представляется Анне: — Просто Сергей! — При этом по-офицерски резко кивает головой. Вошел в образ одного из героев будущего фильма Соловьева о выходце из Эстонии адмирале Крузенштерне.
— Ни-че-го, — тянет Анне. — Я — самостоятельная женщина. – Саша, потанцуем на площадке. Здесь душно.
— С удовольствием!
Раздаются первые аккорды блюзовой композиции «Фея сирени». И вот уже журчит музыкальный ручеек клавишных, чавкают о кожу барабана металлические щетки, к ним присоединяются гитары, надул щеки трубач, выдавая медленную сентиментальную мелодию.
Наверное, у меня глупый вид, потому что Анне интересуется:
— Вас что-то связывает с этой музыкой?
…Этот блюз я услышал перед открытием воздушной линии Таллин – Нальчик. У нас еще лежали ледяные сугробы, обдуваемые холодными ветрами с залива, а на юге цвела сирень. Видел сюжет по телевизору, музыкальным фоном которого была эта мелодия. Тогда я и нашел повод познакомиться с Йоханной.
После позорного собрания, в знак благодарности, я пригласил ее поужинать в «охотничьем» ресторане старой гостиницы. Договорились встретиться в шесть на остановке у Балтийского вокзала.
[2] Bright – Сияющий /англ./
