Вслед за мужским вышел женский номер журнала «Тверьлайф». Это специальный тематический выпуск.
Какие только просторы и вершины покорились женщинам. Мы собрали лучшие истории, сделали отличные фото, оформили, и теперь журнал готов попасть в руки любимым читателям.
Наш обозреватель Владислав Толстов сделал удивительную находку в глубоких запасниках Тверского объединенного музея: разыскал памятную табличку, которую русские солдаты в Севастополе во время Крымской войны подарили выхаживавшей их медсестре. Она самодельная и изготовлена из необычных подручных материалов. Эмоции гарантированы.
Подарок для Прасковьи
Историю этого артефакта мы узнали случайно, листая протоколы заседания ТУАК, Тверской ученой архивной комиссии. До революции заседания ТУАК собирали немало интересующейся публики: ведь на этих заседаниях читались научные доклады, представляли археологические находки и разные древности, найденные в Тверской губернии. Но в тот день, 12 сентября 1900 года, в зал Дворянского собрания, где собирались члены ТУАК, внесли необычный предмет…
В июле того же года в Осташкове скончалась Прасковья Ивановна Савина, и в своем завещании она упомянула передать в дар Тверскому музею предмет, который являлся для нее самой драгоценной реликвией. Родственники Прасковьи Ивановны внесли в зал нечто, завернутое в холст. Когда ткань развернули, присутствующие едва сдержали возгласы разочарования. Им предстала небольшая, пожелтевшая от времени мраморная доска, на которой с помощью пуль и проволоки была изображена медицинская эмблема – змея, обвивающая чашу. Под змеей надпись – «Севастополь, 1855 год». И больше ничего.
Родственники зачитали сопроводительную записку. Но прежде мы должны несколько слов сказать о самой дарительнице. Прасковья Орлова родилась в Москве, девяти лет от роду ее отдали в Московское театральное училище, а в тринадцать уже блистала на сцене вместе с такими мэтрами, как Щепкин и Мочалов. Это о ней после премьеры «Гамлета» газеты восторженно писали: «Лучшей Офелии не только московская, но и вообще русская сцена не помнит».
Прасковья Орлова (родившаяся, кстати, в семье крепостного актера – отсюда и такой необычный выбор будущей профессии) часто ездила с гастролями по городам Российской империи. И везде ее принимали с восторгом: публика рукоплескала ее ролям, а театральные критики писали о ней как об одной из лучших актрис русской сцены. И так бы и продолжалось, если бы не случилось события, которое поставило точку в ее карьере.
В 1855 году Прасковья Савина выступала с гастролями в Одессе. К тому времени Россия уже два года вела Крымскую войну (во всем остальном мире ее называют Восточной). Орлова с замиранием сердца следила за военными сводками и едва сдерживалась от слёз, читая о раненых, для ухода за которыми в крымских госпиталях не хватало людей. Оставаться сторонним наблюдателем актриса не могла. Посвятив в свои планы лишь родного брата, вскоре она под вымышленным именем уехала в Севастополь. И устроилась медсестрой в один из военных госпиталей Севастополя. Три месяца, в самый разгар осады Севастополя, Прасковья Ивановна самоотверженно ухаживала за тяжелоранеными солдатами. В Москве о героическом поступке актрисы узнали лишь несколько месяцев спустя после её возвращения. Особым императорским указом Орлова была награждена воинской медалью «За храбрость».
После Крыма к актрисе посватался Федор Кондратьевич Савин – осташковский городской голова, наследник старинного купеческого рода, владеющий миллионными капиталами. Осташковские краеведы уже в наше время восстановили историю рода купцов Савиных, создателей кожевенных заводов в Осташкове. Известен подвиг отца Федора Савина, Кондратия Алексеевича Савина. Когда началась война с Наполеоном, Кондратий Савин созвал всех местных сапожников, портных, хлебопеков, кузнецов и столяров «пособить своими трудами делу экипирования войска и устройства полкового обоза». За это К.А. Савину и городскому обществу была изъявлена Высочайшая благодарность. Уже после войны Савин перевез за свой счет лучших сапожников Осташкова в Санкт-Петербург. А в 1825 году, когда спрос на савинские кожи рос, создал на Селигере собственный флот! Шкиперами на кораблях служили осташи. Собственные корабли позволяли наладить поставки осташковских кож за границу. Савины поставляли свои кожи в Западную Европу, в Китай, даже в Новую Зеландию. Все кожи Савиных помечались личным клеймом.
Федор Кондратьевич Савин, продолжая семейное дело, одновременно руководил городским хозяйством. И Прасковья Орлова приняла его предложение руки и сердца. Через несколько месяцев они обвенчались, и любимица театральной Москвы навсегда уехала в Осташков.
Там Прасковья Ивановна включилась в работу местного Народного театра. Она помогала непрофессиональным актёрам, давая уроки сценического мастерства. С её приездом театр стал устраивать благотворительные спектакли. Личное участие Орловой-Савиной неизменно приносило крупные сборы, которые расходовались на тех, кому нужна была помощь. Прасковья Ивановна открыла в городе первую столовую для бедных, и не только полностью содержала её, но и раз в неделю приходила туда, чтобы раздавать пищу нуждающимся. Вместе с супругом она устроила в Осташкове Дом милосердия (сегодня там находится детский сад), основала сиротский приют, богадельню и ремесленную школу. Когда в Знаменском женском монастыре случился страшный пожар, Прасковья Савина приютила оставшихся без крова монашек в своем доме, и они жили до тех пор, пока не восстановили монастырь. Прасковья Ивановна Савина прожила долгую жизнь, и все же главной семейной реликвией для нее оставался памятный подарок, сделанный ей в Севастополе.
Чтобы понять ценность артефакта, о котором мы говорим, нужно знать одну важную деталь: его вручили медсестре Прасковье, когда она покидала госпиталь, раненые солдаты, которых она выхаживала. Но что можно подарить в военном госпитале в городе, уже несколько месяцев осажденном неприятелем? Солдаты нашли где-то небольшую мраморную доску, а потом… потом собрали расплющенные английские пули, которые Прасковья извлекала из их тел, и из этих пуль создали незамысловатую композицию – медицинскую эмблему. И проволока, которая была использована при создании, тоже была извлечена из солдатских тел. Как сообщалось в сопроводительной записке, английские солдаты связывали проволокой несколько пуль сразу, и попадая в тело, эти куски проволоки резали плоть словно ножом.
Мы не знаем, что испытала Прасковья Ивановна, когда ей поднесли такой подарок. Но мраморную доску с надписью «Севастополь 1855» она хранила всю жизнь и завещала после смерти передать в музей. А когда ее принесли на заседание Тверской ученой архивной комиссии, и люди узнали, из ЧЕГО сделана эта змея на мраморной доске, впечатление было оглушительным. «Многие встали со своих мест, стремясь разглядеть уникальную реликвию, и были в крайнем волнении, — сообщается в отчете о заседании. – Многие плакали. Память П.И.Савиной почтили общим вставанием».
Честно говоря, когда мы узнали об этой необычной реликвии, созданной из пуль, которые медики извлекали из тел русских солдат, мы не думали о том, что она может до сих пор храниться в Тверском областном государственном музее. Все-таки 120 лет прошло, и каких лет! Чего только не происходило в эти годы: революция (даже три революции), гражданская война, коллективизация, Великая Отечественная, немецкая оккупация, послевоенные годы… Надеяться на то, что в запасниках музея сохранится мраморная доска с незатейливой медицинской эмблемой – к тому же, если не знать этой истории, кто обратит на нее внимание?
И все же мы ее нашли.
В это почти невозможно поверить. Во время войны, спасая музейные ценности от немецкой оккупации, из Калинина вывезли все коллекции (часть в Бежецк, часть в Кашин). Но потом наверху было принято решение пополнять из этих коллекций запасы музеев, разрушенных немцами – и в итоге «домой» вернулось около 5 (!) процентов от первоначальных фондов. То есть 19 экспонатов из 20 потеряны, утрачены, переданы в другие музеи. И нам сильно повезло, что солдатский подарок для Прасковьи сохранился. Сотрудники музея помогали его найти – за это прежде всего слова благодарности главному хранителю Тверского областного государственного музея Елене Мойкиной. Елена Геннадьевна сильно помогла нам в наших поисках.
И вот она, заветная минута: научный сотрудник музея Марина Краснова открывает коробку, разворачивает шуршащую упаковочную бумагу, и вот перед нами дар русских солдат из 1855 года. Не все английские пули сохранились, недостает двух декоративных винтов, кое-где видны трещины – все-таки реликвии пришлось немало пропутешествовать и пережить (в экспозицию музея она вернулась, если верить регистрационным книгам, только в 1952 году). Сегодня этот экспонат №291 хранится в коллекции бытового металла.
Владислав ТОЛСТОВ
