Поэт Владимир Львов скончался 28 февраля 2021 года.

Владимир Ильич Львов родился 24 сентября 1949 года в большой деревне Пожня Торопецкого района. Родители его были простыми рабочими на местном льнозаводе. После окончания школы Владимир Львов служил в армии, работал электрокарщиком, трактористом, пастухом, директором Дворца культуры, председателем сельсовета, учителем литературы и директором в сельской школе. Заочно окончил Литературный институт им. А.М. Горького.

Владимир Ильич Львов – член Союза писателей России, председатель Тверского содружества писателей, организатор «Каблуковских чтений» для самодеятельных поэтов, Лауреат II Всесоюзного фестиваля народного творчества (1987), областной литературной премии имени М.Е. Салтыкова-Щедрина (1998), VI Московского международного поэтического конкурса «Золотое перо» в номинации «Патриотическое стихотворение» (2009), Губернаторской премии Тверской области.

Первые произведения Владимир Львов напечатал в военных газетах. В сорок лет у него вышла первая книжка «Утро раннее», а затем его стихотворные сборники выходили регулярно: «Бессонница», «Все пройдет», «Хранитель трех ключей», «Пожня», «Веди себя»….

Поэзия Владимира Львова – это жизнь среднерусской деревни в ее прошлом и настоящем, пропущенная через внутренний авторский катализатор. Несколькими мазками он может передать колорит трудовой страды или праздничного гулянья. Реалии крестьянского быта и труда вписываются и в картины природы, и в стихи о любви. У Владимира Львова был замечательный дар стихотворным словом рисовать окружающий мир, находить поэзию именно в нем. И не только в природе, но и в обычной жизни людей, трудовой, укорененной в быте, далеко не героической и не романтической. У него можно встретить острые отклики на политические события. Власти меняются, а деревня продолжает жить своей нелёгкой жизнью. Реализм в его стихах не означает точной документальности и тем более натуралистичности. Он не копирует, а как бы проигрывает возможные ситуации. Окружающий мир в поэзии Львова становится духовно богатым, живым, чувствующим. У поэта есть стихи, утверждающие необходимость веры, стихи-молитвы.

Его поэзия – это ритм, звук, но прежде всего для него важно полно-весное слово. И еще реалистическая деталь, несущая в себе символическое значение. Поэт чувствует себя раскованно и в подборе слова, и в способах рифмовки, построении строфы, свободно варьирует ритм, метр, размер. Владимир Львов – настоящий мастер стихотворного диалога. Ему свойственен арти-стизм, дар перевоплощения. Некоторые стихи близки к сказовой форме. Владимиру Львову удаются стихи, написанные в эпистолярном жанре. Он написал много шуточных стихотворений. Обращение к разговорному языку заставляет поэта широко использовать просторечия, диалектизмы, а иногда и вульгаризмы. Его поэзия находится в русле классической некрасовской традиции. А в поэзии ХХ века он типологически близок манере А. Твардовского, А. Яшина, С. Викулова, С. Дрожжина.

Неподдельная искренность, подлинность и глубина чувства подкупают читателей Владимира Львова.

Владимир Ильич Львов останется в памяти многих любителей поэзии как истинно народный поэт, певец русской деревни, защитник русского народа и русского слова, как человек трудной судьбы и большой души.

Правление

Тверского регионального отделения

Союза писателей России

Коллектив преподавателей

филологического факультета

Тверского государственного университета

 

 

Родное поле

 

За Волгою гармоника играет,

Поёт о том родная сторона,

Как золотом берёзки усыпают

Тропиночки разостланного льна.

 

А на холме под пологом небесным

Лишь ветер колыбельные поёт

Солдатикам неместным, неизвестным,

За Родину погибшим, за народ.

 

Они шли на врага не ради славы,

Не дрогнули в последнем том бою

За наш с тобой покой, за берег правый,

За вотчину любимую свою.

 

Полынью забинтованы воронки.

Отцы, которых нет, спасибо вам

За то, что на свидания к девчонкам

Сыны прошли по сладким клеверам!

 

По тем же клеверам теперь и внуки

Бегут из дома в поисках жилья

В страну цивилизации, науки…

Ты что на это скажешь, дед Илья?

 

Живёт ли в них к родному пепелищу,

К отеческим гробам ещё любовь?

И видят ли в цветущем клеверище

Их дедами здесь пролитую кровь?

 

*  *  *

В правительстве большие перемены.

У нас все так же, как давным-давно,

Все так же говорят в деревне стены,

Все так же у доярок пухнут вены,

Все так же трактористы пьют вино.

 

Привязаны к скотине, к огороду,

Зато своя картошка, молоко;

Заботы не дают особо ходу,

Зато не надо ездить на природу:

У нас такое счастье под рукой.

 

Напашемся порой, что нету мочи

Потешиться. Но женщины не злы

И терпеливы: на фига им Сочи –

Дождутся ночи, знают, что охочи

Тверские однорогие козлы

 

До дела этого… Идут часы и годы

Тропинками вдоль Волги и Тверцы.

И мы уже прошли огни и воды,

Теперь хоть захлебнись её, свободы!

Куда девать? Солить, как огурцы?

 

*  *  *

В Бога верь!

И Бога бойся!

Белый конь под ним заржал.

В левой – сноп ржаных колосьев,

В правой – голову держал.

Время корни сохранило:

Яркий,

Ярость,

Яровой…

«Ты живой еще, Ярила?»

«Нет», – качает головой,

Но не той, что держит в правой –

Той, что носит на плечах.

Ветер в памяти дырявой.

Мир в безверии зачах.

В Бога верь!

И Бога бойся!

И о милости проси.

В левой – сноп ржаных колосьев,

В правой – голову носи.

 

 

*  *  *

А всё-таки приятно было быть –

Носиться, заголившись, по просёлкам

Во всю свою мальчишескую прыть

И в голове раскладывать по полкам:

Что блага нет первей, чем благо жить,

Что родина и мама – это свято;

Хорошее повыше положить,

Подальше, чтоб поближе было взято,

Плохое – ближе, ниже, под рукой –

Забыть, задеть, рассыпать по крупице

Нечаянно,

И чтоб запас такой

Склевали нелетающие птицы…

Приятно было даже в сенокос –

На лошади сволакивать копушки,

В неделю раз пасти овец и коз

И смело петь с картинками частушки.

Не слышать разговоров:

«Кто поёт? –

За это повыдёргивать бы ноги…»

Когда морозец землю закуёт,

Приятно зимовать в своей берлоге;

Приклеиться губой к дверной скобе

(А если по-теперешнему – к ручке)

И брошку к дню рождения тебе

Купить украдкой с батиной получки…

И не было прекрасней той поры,

Когда, вертаясь к вечеру из школы,

На задницах с Мелюхиной горы

В ольховые врезались частоколы,

И той поры, когда, уже потом,

Влюблялись мы до самовозгоранья,

Когда на склоне скользком и крутом

Для нас не приготовили заранье

Каких-то благ, и вовсе ничего,

Когда и сами были мы с усами,

Когда стремились к жизни кочевой

И бредили крылами, парусами…

Что было – не умеем мы ценить,

Не видим рек, но в реках видим сети.

И всё-таки приятно было быть.