Третья часть проекта «Зараза и карантин» историка и краеведа Павла Иванова.
Не стоит думать, что в те времена люди просто сидели и со спокойным фатализмом ждали, когда пробьет их смертный час. Как и всегда в таких случаях, были и массовые истерии, и паника. Естественно, что в разных городах проводились службы с местными святынями и крестные ходы ради избавления от моровой язвы. Кстати, по позднейшим датам памяти местных святых мы можем получить дополнительные сведения о времени распространения болезни.
О Твери мы знаем, что уже в июне 1654 года здесь начали умирать от чумы. Есть версия, что от чумы умер архиепископ Иона (в апреле 1654 года), но, скорее всего, все же это была еще не чума. Зато новый архиепископ Лаврентий (поставленный в Тверь из патриарших диаконов) очень ревностно занялся борьбой с болезнью. Он ездил в чумную Москву, привез оттуда старую раку для мощей святителя Филиппа Московского и переложил в нее мощи святителя Арсения Тверского, обретенные как раз за несколько месяцев до этого. Это случилось в начале июля 1654 года. Поскольку массовое паломничество к мощам святителя Арсения не остановило эпидемию, подобная акция была проведена и с мощами святого благоверного князя Михаила Тверского – уже в конце сентября 1654 года. В итоге, как мы знаем, эпидемия прекратилась к зиме, выкосив 46% населения Твери.
В Бежецке, как известно, подобная акция состоялась с иконой святителя Николая из Николо-Теребенского монастыря. Первый (?) случай тут был в сентябре 1654 года, а крестный ход бывал с тех пор в июле. Вероятно, изначально икона святителя Николая была просто принесена в город монахами Теребенской обители, а знаменитые впоследствии крестные ходы по водам Мологи стали проводиться уже с лета следующего 1655 года.
Очевидно, подобные акции были и в других местах. Но власти предпринимали и достаточно рациональные меры.
Были полицейские заставы, которые делались на больших дорогах и должны были ограничить перемещение населения. Эта мера была разумной, но в России, как все законы, исполнялась спустя рукава.
Так, 3 сентября 1654 года к «тверитину посадскому человеку Ивашке Серебряннику» приехала из Москвы дочь «Федорка», которая была остановлена на заставе на въезде в город, но, в итоге, к отцу и матери она добралась «отай» (тайно – П.И.). Так бы все и сошло, но отец с матерью Феодоры заболели. К моменту составления этого донесения они были живы, хотя и болели (неясна их участь), но родная сестра Феодоры, «девка Офросиньица» скончалась 8 октября. Конечно, далеко не факт, что именно Феодора была тем, кто их заразил, но, видимо, о контакте рассказал сам Иван – священнику или соседям.
Кашинскому жителю Федору Григорьеву понадобилось сходить в село Постельниково к тамошнему знахарю (он лечился от чего-то популярным в те времена способом – кровопусканием). Сходить-то он сходил, и прошел два раза через заставы, которые охраняли кашинские дворяне Иван Боборыкин и Матвей Колычев. Но об этом узнали в царской канцелярии, находившейся совсем неподалеку (возле Калязина), а потому отреагировавшей быстро. Федора били батогами нещадно, чтобы ему впредь «воровать» было неповадно. Но, что показательно, оба «заставных головы» никакого наказания не понесли.
Но кое-кому конкретно не повезло. И это были не москвичи. Канцелярия возле Калязина была завалена многочисленными просьбами соседних крестьян, оказавшихся, на их несчастье, рядом с напичканными войсками окрестностями царской резиденции. Их крепко засадили по домам. Крестьяне жаловались, что их не пускают «на мельницы, и по дрова в лес и по сено… и они де с голоду и со стужи помирают и животины кормить нечем». Ради такого случая было велено собирать крестьян «возов по пятьдесят», приставлять им охрану, конвоировать в лес и обратно, не разрешая им особо медлить («давать им сроки, смотря по делу»), и ни в коем случае не допуская разбегаться в соседние деревни и дальше.
Когда царский двор уехал, болезнь смогла собрать свою жатву… На долгие серьезные карантинные заставы у властей не было ни войск, ни ресурсов. Надо понимать также, что делалось также много затратных, откровенно странных с нашей точки зрения действий.
Например, в Кашинском уезде умершую от чумы жену дворянина Ивана Гавренева похоронили в соседнем селе, перейдя с ее телом через большую дорогу. Было приказано, найдя тот перекресток, где проходила похоронная процессия, обложив во все стороны «сажен по десяти и болши» дровами, хорошенько дрова выжечь, угли отвезти в сторону от дороги, а на их место насыпать новой земли, взяв ее с другого места подальше от дороги. Неизвестно, был ли исполнен столь трудоемкий приказ.
А что же в итоге?
В итоге в России умерло порядка 25 – 30 тысяч человек. Не такая большая цифра, как могло показаться. И, что характерно, чума никак не остановила мощный экономический рост страны в XVII веке, который не остановили ни глобальное похолодание в том столетии, ни войны, ни многочисленные бунты. Но эпидемия серьезно повлияла на культурную и религиозную сторону жизни страны, сильно обострив многие вопросы. Кроме того, опыт борьбы с эпидемией 1654-1655 годов был учтен и позже успешно использовался уже в 1771 году и позже.
Павел ИВАНОВ
Первая часть проекта «Зараза и карантин».
Вторая часть проекта «Зараза и карантин».
